Аффиксы — служебные морфемы — являются несамостоятельной частью слова и выполняют функции словообразовательных и формообразующих грамматических показателей. Присоединяясь к корню, словообразовательные аффиксы изменяют его лексическое, а часто и грамматическое значение. Так, аффикс -чы, присоединяясь к корневым именам существительным, изменяет их лексическое значение: малчы ‘скотовод’ от мал ‘скот’, койчу ‘пастух, овцевод’ от кой ‘овца’; аффикс -гы, присоединяясь к корневым глаголам, изменяет не только их лексическое значение, но и грамматическое, так как образует имена существительные с значением орудия действия: шыпыргы ‘веник’ от шыпыр ‘мести’, сузгу ‘черпак’ от суз ‘черпать’.
Формообразующие аффиксы, как правило, не вносят никаких изменений в лексическое значение слова, в его принадлежность к определенной части речи, а лишь меняют его грамматическое значение в пределах одной лексемы: адам ‘человек’ — адамдар ‘люди’, адамга ‘человеку’, адамдарыбыз ‘наши люди’ и т. д.
Считается, что в агглютинативных языках аффиксы почти всегда однозначны (-га —только дательный падеж, -лар — только множественное число, -ган — только причастие прошедшего времени). Однако это не отражает действительного состояния языка, так как есть аффиксы, которые могут иметь разное значение в зависимости от того, с какими словами они сочетаются, или от того, с какой синтаксической функцией слово с данным аффиксом выступает в предложении. Так, аффикс множественного числа -лар (койлор ‘овцы’, үйлөр ‘дома’, таштар ‘камни’) в сочетании с числительными выражает неопределенное количество (ондордо кел ‘приходи часам к десяти’).
Кроме того, встречаются и омонимичные аффиксы, которые при одинаковом звучании имеют разное происхождение и разное значение. Например, аффиксу дательного падежа -га омонимичен словообразовательный аффикс -га, заимствованный из монгольского языка (тулга ‘таган, треног’). Аффикс -ды может выступать как фонетический вариант аффикса винительного падежа (шаарды) и как глагольный аффикс нрошедшего определенного времени (барды) и т. п.
Таким образом, конкретное значение каждого аффикса устанавливается в морфемном блоке, т. е. в слове, а иногда и в составе предложения или словосочетания.
Аффиксы, присоединяясь к слову, претерпевают фонетические изменения в зависимости от фонемного состава слова, выступая в том или ином фонетическом варианте в полном соответствии с фонетическими закономерностями киргизского языка. Количество фонетических вариантов каждого аффикса строго определено его фонетическим составом. Исключение представляет небольшое количество несингармоничных аффиксов, которые не меняют своего звукового строя. В большинстве случаев это заимствованные аффиксы, например, -поз, -кор (из иранского языка). Есть также и аффиксы собственно тюркского происхождения, которые имеют сокращенное количество фонетических вариантов, так как не подчиняются закону губного сингармонизма. Такие аффиксы состоят только из губных гласных, например, -оо, (-өө, -уу, -үү) — аффикс имени действия.
Аффиксы киргизского языка по своему типу агглютинирующие. Они присоединяются, «приклеиваются» к корню и предыдущим аффиксам, сохраняя при этом свою относительиую независимость, т. е. легко вычленяясь из словоформы. Каждый аффикс имеет в слове свое определенное место. Например, малчыларга ‘животноводам’, где мал — корень,-чы —
словообразовательный аффикс профессии, -лар-----------аффикс множсственного числа, -га — аффикс дательного падежа. Перестановка их местами невозможна; изъятие какого-либо аффикса можст повлиять лишь на фонетические варианты других аффиксов, но не на их грамматическое значение (ср.: балдарга ‘детям’, балага ‘ребенку’, балалык ‘детство’ и т. д.). Не изменит их значення и включение какого-либо дополнительного аффикса (например, балдар-ыбыз-га).
Слова, образованные от одного и того же корня с помощыо аффиксов и сохраняющие семантическую близость, называются родственными, или однокорневыми. Такие слова образуют гнезда, иногда насчитывающие большое количество единиц. Как правило, корень в них способен употребляться самостоятелыю. Но встречаются и однокорневые слова, в которых корень изолированно употребляться не может.
Исторический процесс развития киргизского языка привел к тому, что некоторые корневые морфемы претерпели существенные фонетические изменения в результате различных взаимодействий с другими морфемами, с которыми они иногда сливались. И, наоборот, мог происходить процесс, когда служебные морфемы изменяли корень, перетягивая отдельные звуки корня к себе. Так, путем процессов, известных в лингвистике под названиями опрощения и переразложения, появлялись в киргизском языке новые корни, которые лишь с помощью глубокого этимологического анализа, используя приемы сравнительно-исторического метода с привлечением материалов родствекных языков, можно связать с другими корнями и признать их генетическое тождество.
Опрощение, расширение границ корня наблюдается и в словах колукту ‘невеста’ (ср.: в древнетюркском кол ‘просить’), кайык ‘лодка’ (ср.: кай в алтайском языке ‘парить, скользить по поверхности воды’; в языке желтых уйгуров — ‘плавать в воде’); токто ‘останавливаться’ (ср.: в древнеузбекском ток ‘место’, тогда как в современном киргизском языке ток используется только в некоторых словосочетаниях, в основном фразеологического характера, например, ток этер жери ‘заключительная часть речи, суть’).
Иногда процесс опрощения является результатом того, что корень, от которого были образованы существующне сейчас производныс слова, вышел из употребления и перешел в нассивный запас слов. Став в силу этого непонятным для носителей киргизского языка, корень перестает осознаваться в составе производного слова, а само слово, претерпевая процесс опрощения, представляется непроизводным, например, жаңса ‘жестикулировать, махать рукой, показывая направление’. Исконный морфемный состав слова жаң-са, но корень жаң ‘жест’ практически перестал использоваться носителями языка, хотя и встречается сще в отдельных текстах как архаизм. То же самое и в слове кучак ‘объятие, обхват’, где корень куч ‘обнимать’ ушел в разряд пассивной лексики, вытесненный вторичным образованием от кучак — кучакта ‘обнимать, обхватывать’, корневое же слово куч сохранилось лишь в фольклоре и является архаизмом.
Кроме того, наблюдаются случаи, когда корни полностью вышли из употребления, поэтому с точки зрения современного состояния языка слова, включающие их в свой состав, являются нечленимыми и рассматриваются как непроизводные, хотя этимологический анализ может восстановить их раннюю морфемную структуру. Например, токмок ‘хлопушка’ -ток (ср.: в древнетюркском току, в древнеуйгурском токы ‘бей, громи’); кыска ‘короткий’-сыс (в древнетюркском кыс ‘сократить, уменьшить’).
В процессе опрощения определенную роль играют фонетические явления, изменившие прежний звуковой состав слова. Так, слово муузда ‘зарезать’ в современном киргизском языке представляется непроизводным (ср.: в староузбекском богоз ‘глотка’ — богузла ‘зарезать, перерезать глотку’). Таким образом, муузда в киргизском языке — фонетически измененный вариант бозуг-ла, который при отсутствии мууз претерпел процесс опрощения.
Наряду с опрощением в современных корнях киргнзского языка встречаются и результаты процесса переразложения, когда границы морфем в производных словах не совпадают с изначальными. В этом случае возникают и новые корни, и новые аффиксы.
Так, в совремесном киргизском языке прилагательное сары ‘желтын’ восходит к древнетюркскому сарыг. Конечный согласный корня (г) утрачен вследствие перехода к аффиксу -ар, образовывавшему глаголы (сарыгар). В результате появились новый аффикс -гар (сарыгар) и видоизмененный корень сары.
В результате переразложения и опрощения могут образовываться аффиксы, которые с точки зрения современного языка являются простыми, а исторически — сложными. Например, в результате слияния двух аффиксов возник словообразовательный аффикс -ылда, исторически восходящий к элементу -ыл, который служил вторичной осповой для образовання эвукоподражательных слов, и глагольному словообразовательному аффиксу -ла-да (тарсылда ‘издавать стук, грохот’ от тарс ‘бах, стук’).
Таким же путем возникли аффиксы: -гыла (гы+ла), где -гы — аффикс образования глагола от имен (ср.: в древнетюркском атгы ‘пускать стрелы’), а -ла — вторичный глагольный аффикс; аффиксы, выражающие качественные оттенки значений имен прилагательных: -ылтыр (ыл+т+ыр) — көгүлтүр ‘голубоватый’, -ымтык (ым+ты+к)—бозомтук ‘сероватый’, -гылтым (гы + л + ты+м) — кызгылтым ‘красноватый’, -сымал (сы + ма+л) — карасымал ‘черноватый’, -гыл (гы+л) — кочкул ‘темно-красный’ и др.
Появление новых аффиксов в результате слияния морфем наблюдается и в настоящее время. Эго происходит по аналогии с теми производными словами, в которых функционально значимы оба аффикса. Например, в словах куралдан ‘вооружаться’, тамактан ‘есть, питаться’ для образования слова использован аффикс -лан (с вариантами), который представляет слияние двух аффиксов: ла+н (ср.: салмактан ‘делаться тяжелым’, где функционируют оба аффикса — салмак ‘вес’, салмакта ‘прикидывать на вес’). Отсутствие в языке промежуточных звеньев (куралда, тамакта) и приводит к вычленению одного аффикса -лан, который в данном случае рассматривается как неразложимое единство. Таково же происхождение аффиксов -лаш+ла+ш (сырдаш ‘наперсник’), -чылык+чы+лык (дыйканчылык ‘крестьянство’) и некоторых других.
Небольшое количество аффиксов современного киргизского языка исторически восходит к самостоятельным словам, которые по тем или иным причинам утратили свое самостоятельное значение и превратились в грамматические форманты. Выяснение таких связей аффикса с отдельным словом возможно лишь путем этимологического анализа. Такое происхождение, с большей или меньшей степенью вероятности, имеют аффиксы:
-дай+даг+тег. В древнетюркском языке тег ‘как, похоже, подобно’ выступало как отдельное, хотя и служебное, слово: теңри тег ‘как небо, как бог’.
Личные аффиксы 1-го и 2-го лица восходят к личным местоимениям: -мин+мен+бен, -сың+сен: сен барсаң ‘если ты пойдешь’.
-т, личный аффикс 3-го лица, восходит к глагольной причастной форме настоящего — будущего времени от глагола тур: т+ды+ду+дыр//дур//тур//турур. К. этому же причастию восходит и аффикс -тыр, участвующий в образовании глагольных форм прошедшего неожиданного и прошедшего неопределенного времени.
Аффикс уменьшительно -ласкательный -чык+чак: көлчүк ‘лужица’.
-чар+чар (ср.: в алтайском, монгольском, тувинском чар ‘бык’, в киргизском букачар ‘молодой бычок’).
Аффикс сравнительной степени -ыраак+араак (в шорском, тувинском, алтайском языках арык, арак, аарак ‘немножечко’): кызылыраак ‘краснее’.
Агентивный аффикс -чы+чин//жын (ср.: в чувашском жын ‘человек’): темирчи ‘жестянщик’.
По своим функциям в морфологической системе киргизского языка аффиксы делятся на словообразовательные и формообразующие.
Словообразовательные аффиксы, присоединяясь к корню или к производной основе, образуют новые слова. Они изменяют лексическое значение производящей основы, причем могут менять и общее грамматическое значение, образуя слова другого структурно-семантического класса: пахта ‘хлопок’ — пахтачы ‘хлопкороб’, камчы ‘кнут’ — камчыла ‘стегать кнутом’. В слове может быть несколько словоообразовательных аффиксов, каждый из которых дополняет и изменяет лексическое значенне той основы, непосредственно к которой он присоединяется: баш ‘голова’ — башкар ‘руководить’ — башкарма ‘руководитель’ — башкармалык ‘руководство’.
Формообразующие аффиксы не меняют лексического значения слова, а служат для образования его грамматических форм, т. е. меняют грамматическое значение слова. При этом изменение грамматического значения не выводит слово за рамки той части речн, к которой оно принадлежит. К формообразующим аффиксам относятся аффиксы падежей, принадлежности, сказуемости, числа, лица, времени, прпчастий, степеней сравнения и т. п.
Однако весьма сложным оказывается определение объема этих групп аффиксов. Так, аффикс залога не только меняет грамматическое значение самого глагола, но и приводит соответственно к изменениям его синтаксических связей (ср.: китепти окуган ‘прочитавший книгу’ и китеп окулган ‘прочитанная книга’). Аффиксы причастия служат не только для образования этих отглагольных форм и для их временной характеристики, но и показателями синтаксических отношений, особенно в тех случаях, когда причастия выступают в роли главного члена определительного оборота. Показатель условного наклонения -са выполняет синтаксическую функцию связи придаточного предложения с главным и т. п. Поэтому, вероятно, следует все эти аффиксы отнести к разряду формообразующих по их основной функции, ибо все они образуют грамматические формы слов и находятся за пределами основы, несущей лекеическое значение.
Кроме того, некоторые аффиксы в определенных условиях могут выполнять двойственную функцию, иначе говоря, встречаются синкретичные аффиксы, которые меняют не только грамматическое значение слова, но частично и его лексическое значение. Такое свойство имеют, например, залоговые аффиксы, способные вносить изменения в лексическое значение корня или основы, к которым они присоединяются.
Словообразовательные и формообразующие аффиксы присоединяются к корням и основам в строго определенном порядке. К корню в первую очередь присоединяются словообразовательные аффиксы. Следом за ними идут формообразуюгцйе, которые отражают наиболее постоянные категориальные признаки: у глагола, например, сначала показатели залога, затем наклонения, времени, а в последнюю очередь — лица и числа; у существительных сначала показатели числа, затем принадлежности п падежа, за которыми могут следовать лишь аффиксы сказуемости. Таким образом, аффнксы, отражающие частныс категорпальные признаки, т. е. те грамматические категории, которые носят морфолого-синтаксический характер (падеж, лицо), завершают структурное оформление слова.
Слова киргизского языка могут включать в себя корень и формообразующий аффикс плн основу и формообразующий аффикс в случае, если эти слова принадлежат к изменяемым частям речи. Если в данной части речи не действуют словоизменительные категорнн, слово состоит нз корня или основы.
Слова, в которых есть одна корневая морфема с словообразовательпыми аффиксами илн без них, называются простыми: ат — атчан ‘лошадь — всадник’, кой — койчу ‘овца — чабан’.
По составу кроме простых в современном киргизском языке выделяются слон+ные слова.
Сложными называются слова, включающие в свой состав две и более корневых морфемы. Характер сложення в киргизском языке, как и в других тюркских, существенно отличается от сложения в флективных языках, где почти никогда не ветречается чисто аналитический способ образования слов и объединение корней в одну лексему сопровождается различными морфологическими показателями.
В киргизском языке в большинстве случаев сложение происходит без дополпительных морфологических средств. Учитывая особенности строя киргизского языка, в котором слова могут объединяться в словосочетания без каких-либо формальных показателей, отграничение сложных слов от словосочетаний, особенно устойчивых, представляется весьма сложным. Сложением образована в киргизском языке довольно значительная часть слов, которые делятся на 4 группы:
1) сложные слова,
2) слитные слова,
3) парные слова
4) сложносокращенные слова и аббревиатуры.
Что касается слитных, парных и сложносокращенных слов и аббревнатур, то их выделение не представляет собой трудности. Например: таяке ‘дядя со стороны матери’, быйыл ‘этот год’, карагат ‘смородина’ — слитные слова; ата-эне ‘родители’, чыр-чатак ‘скандал’, ыпыр-сыпыр ‘хлам, рухлядь’ — парные слова. Сложносокращенные слова и аббревиатуры в своем подавляющем большинстве являются полными заимствованиями, кальками или полукальками из русского языка: совхоз, райком, БК (Борбордук Комитет — в русском языке ИК), Кыргызмамбас (Киргизгосиздат), Кыргыз ССР.
Что касается группы сложных слов, то ее выделение значителыю затруднено в силу структурной близости к словосочетаниям, из которых, по сути дела, путем лекеикализации эти слова и возникли.
Сложное слово в отличие от словосочетания должно обладать несколькими обязательными признаками:
1) Единство лексического значения, которое может выводиться из лексических значений компонентов, по только из их совокупности: жакшы көр ‘любить’, досл. ‘хорошо смотреть’, өнөр жай ‘промышленность’, досл. ‘ремесло + место’, төө куйрук ‘верблюжья колючка’, досл. ‘верблюжий хвост’. Здесь налицо тесное семантическое единство слов, совместно выражающих одно понятие. Но вряд ли правомерно относить к сложным словам такие словосочетания, как тап күрөшү, ‘классовая борьба’, Кара деңиз ‘Черное море' жалпы чогулуш ‘общее собрание’. Еще более ошибочным было бы включать в разряд сложных слов аналитические формы, выражающие грамматические значения: келе жатат ‘приходит в настоящее время’, окуп жибер ‘прочитай-ка’, ала кой ‘бери’.
2) Утрата одним из компонентов самостоятельного значения или способности употребляться независимо, например, компонент сом: сом туяк ‘копыта стаканчиком, не расплющенные’, сом эт ‘туша’.
3) Недопустимость перестановки компонентов и недопустимость вставки между ними какого-либо слова.
Однако учитывая особенность грамматического строя киргизского языка, следует признать, что наиболее важным для определения сложного слова является признак семантического единства, тогда как третий признак может иметь место и в словосочетаниях. Например, сочетания кол саат ‘ручные часы’, темир жол ‘железная дорога’, жыгач үй ‘деревянный дом’ также не допускают ни перестановки компонентов, ни включения других слов.